Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев] - Вольт Николаевич Суслов

Так оно и случилось. Отвоевали русские полки невские берега, заложили на них город, а вскоре и Навигацкая школа сюда перебралась. Впрочем, и не школа уже. 1 октября 1715 года Петр I подписал царский указ о создании в Санкт-Петербурге Морской академии.

Бронзовому адмиралу сие давно известно. С того дня, как сам он, в числе трех сотен молодых мечтателей о странствиях дальних, переступил порог Морской академии на Васильевском острове.

Думается бронзовому адмиралу, что расположилась она здесь совсем не случайно. Лучшего места в городе и не сыскать! Через Неву наискосок от нее — Адмиралтейство. Почитай друг против дружки стоят. На левом берегу корабли рождаются, на правом — капитаны.

Одним из первых кораблей, сошедших со стапелей адмиралтейства, была яхта «Надежда».

«Надежда»!..

У бронзового адмирала тоже была «Надежда». Только не яхта, а трехмачтовый парусный шлюп. На шлюпе том обогнул он земной шар, первым из русских мореходов совершил кругосветное плавание.

От одной «Надежды» до другой целый век пролег…

Крупные-то суда начали строить на Неве уже после Полтавской баталии. Первой, 15 июня 1712 года, спустили «Полтаву» — славный линейный корабль. Впервые на его мачте распахнул балтийский ветер русский военно-морской флаг: белое полотнище с косым синим крестом.

Даже Англия — владычица морей! — встревожилась. Посол ее Джемс Джефферис с тревогой депеши в Лондон слал: «Они спустили линейный корабль в 90 пушек, десять линейных кораблей находятся на стапелях… Корабли строятся не хуже здесь, чем где бы то ни было в Европе».

«И моряки не хуже! — улыбнулся про себя бронзовый адмирал, глядя на знакомое здание. Еще раз сам с собой согласился: — Удачно, весьма удачно выбрано было место для Морской академии! Еще и потому удачно, что ведь здесь, на этих невских волнах, и первая морская победа российская одержана!»

О том ему, бронзовому адмиралу, тоже хорошо ведомо.

Над Ниеншанцем еще дымы плыли. Только-только угомонились пушки фельдмаршала Шереметева, пала шведская крепость, как к вечеру 2 мая добрался до царя посыльный от заставы, в самом устье Невы поставленной. Доложил: «На взморье появились корабли шведской эскадры». Был то шведский адмирал Нумерс с девятью кораблями. О том, что Ниеншанц пал, швед еще не ведал и потому дважды выстрелил из пушки, извещая: мы, мол, тут, рядом. Шереметев велел своим пушкарям двумя же выстрелами ответить. Успокоился Нумерс: значит, все спокойно.

6 мая послал, однако, бот «Гедан» и шняву «Астрель» вверх по Неве. К павшему уже Ниеншанцу. К вечеру корабли достигли устья Невы, но с темнотою да без лоцмана войти в нее не решились, стали утра ждать. Тогда-то русские и решили дать бой шведским кораблям. Не смутило их и то, что своих-то кораблей у них вовсе не было. На тридцати лодках спустился царь Петр к Васильевскому острову. А «понеже на море знающих никого не было», взял с собою только любимца своего князя А. Д. Меншикова. В одной из старых книг так тот бой описан:

«Ночь с вечера была ясная, но потом на небе показались тучи и пошел дождь. Пользуясь темнотою, капитан распорядился нападением: 7 мая еще до свету половина лодок поплыла тихой греблею подле Васильевского острова, под тенью нависавшего на воду леса и зашла с моря в тыл к шведам, а другая половина лодок спустилась на них сверху по течению. Наши лодки, как рой пчел, облепили два шведских корабля; началась стрельба из ружей, бросали ручные гранаты.

Несмотря на жестокую пальбу из пушек, из ружей и сыпавшиеся с судов гранаты, солдаты со всех сторон полезли на них; после жестокой рукопашной схватки и шнява, и бот достались русским, и 8 мая в полдень их привели в русский лагерь».

На радостях от такой победы, когда пехотные солдаты два морских корабля захватили, повелел Петр I выбить медаль и написать на ней: «Небываемое бывает».

Бронзовый адмирал про ту победу еще мальчишкой читал…

«Так с лодки ведь все и началось», — вспоминает он и глазом косит. Там, в восточной части Васильевского острова, в белокаменном здании помещается сейчас Центральный Военно-морской музей. Бронзовый адмирал про то наслышан. «Ботик-то не более как лодка и есть, — прикидывает. — Только под парусом. Да поболе чуть. Тоже в том музее хранится».

Ботик тот вот уже три века скоро как зовется «дедушкой русского флота».

15 лет было Петру, когда он тот ботик впервые увидел. В сохранившейся собственноручно написанной царем записке «О начале судостроения в России» сказано: «Случилось нам бывать в Измайлове на льняном дворе и гуляя по амбарам, где лежали остатки вещей дома деда Никиты Ивановича Романова, между которыми увидел я судно иностранное, спросил Фрица, что за судно? Он сказал, что то бот английский. Я спросил: где его употребляют? Он сказал, что при кораблях для езды и возки. Я паки спросил: какое преимущество имеет перед нашими судами (понеже видел его образом и крепостью лучше наших)? Он мне и сказал, что он ходит на парусах не только, что по ветру, но и против ветру, которое слово меня в великое удивление привело…».

Захотелось испытать тот бот. Да кто повести его сможет?..

Слуги отыскали старика голландца Карштен-Бранта. В свое время старик служил на одном из первых русских кораблей — «Орле» — товарищем корабельного пушкаря, а сейчас, на склоне лет, зарабатывал себе на хлеб столярными работами.

Привели старика в амбар, осмотрел он бот и, к великой радости Петра, сказал, что, коли починить его маленько, оснастку дать, еще долго плавать будет.

И настал тот день, когда починенный бот спустили в Москве на реку Яузу. Сразу речка оказалась тесной, узкой. Как в ней лавировать, ветер парусами ловить? Перебрались на Просяной пруд. Попросторнее в нем было, но все же в записке Петра читаем: «…и там немного авантажу сыскал, а охота стало от часу быть более…».

Видимо, тогда-то и зародилась у Петра I любовь к морю, к плаванию под парусами. С годами он громадные корабли строить начал, немало побед на море одержал, но про тот ботик всегда помнил.

В начале 1722 года в Москве праздновалось заключение ништадтского мира, открывшего России дорогу на Балтику. Был в Москве и Петр. В торжественный час о старом ботике вспомнил, повелел перевезти его в Санкт-Петербург.

Старик Брант к тому времени уже умер. Снаряжать ботик в дальнюю дорогу взялся корабельный подмастерье Пальчиков. Время от времени слал он царю вопросы и получал